Журналист и общественный активист из Москвы Ольга Романова в середине августа съездила в Коми. Целью её было посещение одной из заключённых в посёлке Ёдва Удорского района. Свои впечатления Романова опубликовала в «Новой газете», и нам показалось интересным дать несколько выдержек из этой публикации.
Поезд Сыктывкар – Кослан чухает до Ёдвы шесть часов. Хотя Ёдва всего-то в 180 километрах от столицы Коми. Но другой дороги летом нет, размывает её летом, а по зимнику ничего, можно. Остановки на каждой станции: Язель, Усть-Вымь, Мозындоф (вероятно, Мозындор – прим. ред.)… – стоим минут по 5–10, оно и понятно: к поезду прицеплен «столыпин», везут этапы. Тут же зоны кругом. Мы с Инной из «Руси Сидящей» едем в женскую колонию №45,в Ёдву. Там у нас подопечная, молодая женщина Оля Романенкова, мать троих маленьких детей, «экономическая»…
Дождались мы светлого праздника: на 18 августа в колонии был назначен День открытых дверей и праздничный концерт. К 8 утра, как положено, прибыли к КП…
У входа в КП работающий затейливый фонтан, громкоговоритель передаёт бодрые звуки «Радио России», на входе скульптурные группы, изображающие счастливые семьи и быт мира животных: вот семья оленей, а вот гнездо аистов, сильно смахивающих на птеродактилей, а вот на входе выписка из инструкции насчёт проноса запрещённых предметов, в которой указано про «хрОнение предметов» и про «прИступления». Мы нисколько не удивились, когда начальник КП гражданин Шахбинкадиев письменно отказал нам в краткосрочном свидании…
До обратного поезда оставались ещё сутки, и… мы приступили к изучению посёлка Ёдва, целиком и полностью кормящегося с зоны. Первое, что мы обнаружили, – это национальный вопрос. На всех близлежащих зонах всё руководство полностью укомплектовано выходцами из Дагестана, местные жители охотно сообщили нам, что это такой бизнес: в Дагестане дефицит стройматериалов, а здесь лесоповал. То, что руководство при своих скудных фсиновских зарплатах ездит на новых японских джипах, никого здесь не смущает.
Русская часть жителей особых ксенофобских настроений не испытывает, разве что дворовых собак кличут «хачиками», явно не понимая смысла этого имени. Выданные нам в сопровождение молодые ребята из конвойных сильно просили нас написать в газету про то, что каждую зиму посёлок, состоящий преимущественно из бараков, размораживается, поскольку в котельной нет дров. Мы удивились: лес же кругом. «А в лесу он мокрый», – философски ответили парни, очевидно, лишённые чувства самосохранения хотя бы путём просушки дров для собственной семьи.
Горячей воды, конечно, никакой нет, как и питьевой холодной – в кране она техническая. Зимой моются, сливая воду из батарей, а летом греют в тазике. Сам посёлок стоит на сплошной помойке, люди привыкли кидать мусор под ноги, явно полагая, что кто-то им должен всё это убирать.
Окна в бараках, где живут служители зон, снаружи обтянуты целлофаном, а изнутри одеялами, однако «поднять вопрос» почему-то положено нам, а не им. Пока мы изучали посёлок, посещая начальника за начальником, встретили улыбчивого златозубого дагестанца во фсиновской форме: он спокойно вёл в воскресенье на работу в собственное хозяйство двух крепких зэков, что большое благодеяние, ибо он даст им покушать и покурить.
Слова «рабовладение» здесь тоже не слышали, нет. В общем, такая безнадёга, что даже РПЦ ловить нечего. Окормляет ТВ – на каждом бараке на восемь семей как минимум висит по четыре спутниковых тарелки. Конечно, мы вернёмся в Ёдву зимой.
Крутая заметка.
Все так.
Гоблины ездят на сафари дичь побраконъерить-пострелять.
Лес гонят в дагестаны.
А еще в Едве помню была история с калашами в детском саду, который использовали под здание поселковой администрации.