Один день из жизни Михаила Борисыча

Новость о присуждении нашему земляку премии имени Егора Гайдара в номинации «За выдающийся вклад в области истории» относится к категории «чистый позитив». Это именно то признание, которое не вызывает ни зависти, ни подозрений, а только исключительно чувство «глубокого удовлетворения».

Поймать и допросить лауреата оказалось совсем не просто. Наш, теперь уже всероссийски именитый, историк меньше всего похож на кабинетного учёного. Судите сами.

Пятница. 10.00. Бывшая гостиница «Югöр».

Зал жюри второго международного фестиваля визуальных искусств финно-угорских народов «Туйвеж». Историк Рогачёв в компании с именитыми документалистами отсматривает кино, присланное на фестиваль из самых разных углов финно-угорского мира.

«Некоторые работы конкретно любительские, слабые, – это уже на бегу в Министерство экономического развития, где на 12.00 назначено заседание рабочей группы по развитию туризма. – Но радует, что нет откровенной «чернухи», которую иногда гонят наши главные телеканалы».

– А как в жюри-то попал?

– Да… По знакомству… Историк всё же…

– А в министерство зачем?

– Надо подготовить программу информационной поддержки нашего туризма. Путеводители, карты, буклеты.

13.00. Дом Печати. Фонд «Покаяние».

Стеллажи с книгами, компьютеры… Бронзовая статуэтка премии с надписью «Егор Гайдар».

 – Михаил Борисыч, чья идея была с мартирологом?

 – Не моя… Если помнишь, наш «Мемориал» был исключительно «волонтёрским». Смешно сказать: годовой бюджет в тысячу, ну, две тысячи… На скрепки, бумагу… Город помогал с помещениями. Мы даже за “коммуналку” не платили. Пришёл Гена Невский (большой фантазёр):

– Давайте книгу издавать!

– На какие шиши?

– Найдём!

И нашёл ведь… Царство ему небесное. Подключил Ивана Егоровича Кулакова. Тут понятно – он сам из репрессированных. Юрий Алексеевич Спиридонов очень трепетно отнёсся. Указ издал и, вообще, помогал. Никогда не мог понять, как в нём уживался чисто советский руководитель с думающим человеком… Трудно сделать первый шаг… А потом уж пошло-поехало.

– Наш мартиролог, действительно, что-то выдающееся?

– Если бы ты почитал, что про меня Рогинский с Даниелем (руководители международного «Мемориала») понаписали… Я, конечно, не такой уж и скромный, но мне было неловко. Хотя… Наш мартиролог, действительно, аналогов не имеет. Так уж получилось: у нас сидели все. Было много случаев удостовериться, что читают эти книги во всех уголках: и в Риме, и в Стокгольме, в конгрессе США.

– А как вообще такие премии выдаются?

– Просто до смешного. Месяца три назад по электронке Рогинский спрашивает:

– Ты премии получал раньше?

– А что?

– Да мы тебя выдвинуть хотим. Нужны данные.

– Куда выдвинуть?

– Не заморачивайся. Всё равно не получишь. Нам важно, чтобы ты участвовал в номинации.

Ну, я отослал и забыл. Приходит приглашение на церемонию. Звоню Радзинскому:

– Что за премия? Что говорить?

– Какая премия?

– Егора Гайдара.

– Да ладно…

Там такие номинанты были, что и сказать неудобно. Хорошая компания. Прихожу в театр «Новая опера». Ну, а там знакомые все лица: Чубайс, Сванидзе, Познер, Ясин… Меня охранник не пускает. Пригласительного-то нет. Кто такой? Откуда? Из Сыктывкара?! Распорядитель подскочил вовремя: это наш лауреат…

14.30. Лицей при СГУ.

– Слушай, я уж и сам запутался… Мне к олимпиаде надо двоих готовить. И ещё к ЕГЭ по истории группу. На чём остановился, убей, не помню!

Где-то около часа с «олимпиадниками» выясняли, что и сколько раз у нас переименовывали: Устинов-Андропов-Рыбинск-Ижевск – Сыктывкар-Усть-Сысольск… Забавно. Собрались «подготовишки» по ЕГЭ: молодые, красивые, нахальные.

– Так…Господа! У кого конспекты есть? На чём мы остановились?

– Ранний феодализм…

– Не может быть! Ну-ка, Мария, покажи, что написано… Ага… Отстали. Придётся как-то навёрстывать. Какие будут предложения? Пятница плюс четверг? Нормально. Всех устраивает?

 – Итак, мы в XIII веке… Татаро-монголы… Кстати, так говорить неправильно, но для ЕГЭ сойдёт. Я буду называть их то татарами, то монголами. Ну, господа, кто мне ответит: зачем Чингизхану было переться на Запад, через жуткий Кавказ, в полную неизвестность. Ведь он уже захватил и Китай, и Хорезм: паси своих коней и радуйся жизни…

Не только особо одарённые великовозрастные «дети», но и я – прожжённый «журналюга» – слушали учителя, грубо выражаясь, раскрыв рот.

 – Михаил Борисыч… А вот меня в школе этому не учили.

– Ты про что?

– Про княжескую коррупцию, ярлыки…

– Ну, на истфаке это и в советские времена давали. А в школьные учебники? Может, и правильно. Какая коррупция в СССРе? Учитель на уроке мог рассказать?

– Так ты учитель или учёный?

 – После истфака ЛГУ приехал в Сыктывкар по распределению. Мест нет. Послали в Туискерос. Там директор долго выяснял: чем я болен. Не мог поверить. Но два года отработал. Потом в аспирантуру поступил в наш институт истории, языка и литературы.

– По этнографии?

– Да… Хорошее было время. Где-то в начале 90-х скучно стало. Какой-то застой в науке обозначился. Пригласили в лицей. Это гораздо интереснее оказалось. Кстати, мы с сыном диссертации в один день защищали…

– Как это?

– Да у меня за 10 лет уже на две защиты материалов накопилось. Да всё лень было в Москву съездить. А тут сын аспирантуру заканчивает: “Пап, давай вместе, ехать никуда не надо…” Ну и прикололись. Теперь я в лицее «по совместительству». Главное: это Фонд и мартиролог.

– Сколько ещё осталось?

– Сейчас вышло 9 томов в 14 книгах… Последний сдали недавно. 1 декабря ждём сигнальный экземпляр. Но ведь нам архивы закрыли.

– Почему?

– А вот так! В Архангельске, с подачи ФСБ, судят начальника службы информации тамошнего УВД за «разглашение сведений, составляющих личную тайну». Теперь нам, чтобы получить сведения, надо подтвердить, что человек реабилитирован. А как подтвердить, если реабилитация происходила не по месту «отсидки», а по месту осуждения? Они требуют фамилий реабилитированных, а как их найти, если нет списка осуждённых? Замкнутый круг.

– Так что, мартиролог закрыт?

– Нет… На год нам ещё прежнего материала хватит. А потом? У нас ведь много и другой работы: ищем людей по запросам родственников (в этом смысле ФСБ идёт навстречу легко), поисковые экспедиции (за год около 20 групп профинансировали), конференции, «круглые столы»…

– За это тоже бюджет платит?

– Нет. Только за мартиролог. Кстати, в «Фонде Гайдара» америкосовских денег нет. А то меня уже обвинили… Там в попечительском совете все бывшие члены первого правительства: люди небедные, но наши. Да… Так вот… На все остальные мероприятия «Покаяние» находит средства само. У меня это плохо получается, но есть заместитель «со связями». Так что, дело затухнуть не должно. Это ведь здорово, когда молодёжь походит ногами по всем этим «лагпунктам». Сама увидит и «сфоткает», и отчёт напишет…

– А что бы ты посоветовал молодым почитать по истории? Чтобы не очень муторно, но «по делу»?

– Трудно что-то одно посоветовать… В телевизоре идёт явное «шоу», к науке отношения не имеет.

– Ну… Гумилёв, к примеру?

– Я слушал его лекции. Можно сказать, знакомы… Здорово. Полезно. Но один очень уважаемый академик точно выразился: «Гумилёв прав во всём, что не касается «моей» части истории. Тут он врёт. И это говорят все специалисты».

– Хорошо. А если говорить о ГУЛАГе… Солженицын, Шаламов?

 – Надо читать. Это не историческая литература. Там есть фактические ошибки. Но в целом всё правильно. Так и было.

18.00. Домой.

Михаил Борисович очень спешил. Дома его ждала жена, приехавшая на неделю из Санкт-Петербурга (там она ухаживает за больной мамой). Ну и, наверное, другие чисто житейские дела…