Упал – вызывай «скорую»
– Константин Александрович, правда, что в это время года количество обратившихся к вам резко возрастает?
– Это действительно так. Когда в марте снег начал таять, появился первый гололёд, к нам сразу пошли люди. На прошлой неделе, например, в один день у нас было 70 человек на приёме. Из них 44 человека получили первичные травмы, то есть сразу с улицы пришли к нам. Сейчас больных уже значительно меньше. Человек ведь привыкает, что скользко, становится аккуратнее, другую обувь надевает. В основном идут к нам женщины. Потому что ходят на шпильках, в неподходящей обуви. Потеплело – старушки начали выходить на улицу. Поскользнулись – и попали к нам.
– Какие травмы наиболее типичны?
– Лодыжки и лучезапястные суставы. Голень и бёдра – это уже другой тип травмы, более серьёзный, таких травмированных «скорая» сразу везёт в стационар. Проблема в том, что у многих людей машины, а это очень плохо: сажают в свои авто или вызывают такси. Я уже даже разговаривал с диспетчерами, чтобы не занимались этой ерундой, а то можно и труп привезти. Они же не понимают, что при переломе бедра взрослый человек теряет ещё полтора литра крови. Может случиться геморрагический шок. Вот в чём опасность.
– Когда вы отмечаете самый пик травм? В Новый год, может быть?
– Новый год был очень спокойный. Петарды и пробки из-под шампанского крайне редко приводят к травмам. Последний раз к нам попадала девушка с травмой глаза из-за взрыва петарды в день города. Пик как раз приходится на это время года, на первый гололёд. В этот понедельник пришли 70 человек, но это получившие травмы с пятницы по понедельник. Кто-то думал, что «само пройдёт», не обращался, но не прошло. «Свежих» пришло человек десять. Когда две недели назад дежурил, в один день поступили четыре женщины с переломами лучевых костей. Все поскользнулись.
– Можно ли обучиться правилам падения? Что сделать, чтобы не травмироваться?
– Не обучишь этому. Есть же пословица: «Знал бы, где упасть, так соломку подстелил». Всё получается крайне неожиданно. Это моментальная травма. Упал, раз – и перелом лучевой кости. Или шёл, оступился и лодыжку сломал.
– Это самые хрупкие кости?
– Нет, тут дело в другом. В основном с такими травмами поступают женщины после 45-50 лет. Молодёжь не так часто. Всему виной остеопороз. Эти возрастные изменения происходят у всех женщин. Поэтому у нас с переломами больше женщин, чем мужчин. Мы и говорим всегда, что аккуратней надо ходить. Есть люди в возрасте, которые любят, например, кататься на лыжах. Я всегда предупреждаю женщин после 45-ти: если хотите идти на какое-то спортивное мероприятие – сначала заглядывайте в паспорт.
– Другого рецепта нет?
– Просто нужно задумываться. Иногда сам человек виноват в травме. Недавний случай: поступила женщина 63 лет. Я ничего не имею против увлечения лыжным спортом. Но вы ходите на лыжах, а не катайтесь. А она со всей дури поехала, на попу упала – компрессионный перелом позвоночника в результате остеопороза. Если б ей было лет 30, то ничего страшного не было бы. А при таком заболевании сломала позвоночник. Месяц ходила, думала, что радикулит, а ко мне уже пришла с переломом первого поясничного позвонка.
– Что нужно делать, если упал и тебе больно? Вызывать «скорую»?
– Всегда лучше вызвать «скорую помощь». Многое зависит от состояния самого больного. Нужно смотреть, сильный болевой синдром или нет. В любом случае лучше вызвать «скорую». Самолечением не заниматься.
– Алоэ не прикладывать?
– Ну само собой. Должен доктор разобраться. Я уже говорил, что часто привозят на своих машинах. А травмпункт – это поликлиника, а не стационар. Здесь больной должен пользоваться своими ногами, сам себя обслужить. Мы ему даём костыли при необходимости, чтобы дойти до рентген-кабинета. Если больной не может себя обслужить, он должен на «скорой» отправлен в стационар. У меня 70 человек на приёме. Санитарка с медсестрой одного гипсуют, я принимаю другого. У меня нет возможности неходячего больного транспортировать. А в стационаре в приёмном покое есть персонал, носилки… Всегда нужно вызывать врача. Самому обезболиться по возможности, приложить сразу холод, а не горячий тазик с водой наливать. Люди-то сейчас неглупые, все всё прекрасно знают, всё есть в интернете. Привести себя в порядок, вызвать «скорую».
Никакого алкоголя!
– А обезболиться алкоголем можно?
– Ни в коем случае! Людям в состоянии алкогольного опьянения средней и тяжёлой степени помощь оказывается по надобности. Потому что они не соображают, что делают. Бывает, что с гипсом на ноге пешком уходят. Не понимают, где находятся. Алкоголь ни в коем случае употреблять нельзя. Сейчас есть множество препаратов НПВС (нестероидные противовоспалительные средства) – «Найз», «Кетонал», «Кеторол».
– Вы рекомендуете держать их дома?
– Обязательно. Такая аптечка должна быть. Они хорошо снимают боль. Анальгин, скажем, действует час-два, потом приходится снова его пить, а через три-четыре часа он просто перестаёт помогать. НПВС очень хорошо снимают боль. Действуют через 20-30 минут и два-три часа спокойно «держат». В любом случае нужно вызывать «скорую помощь», она доставит туда, куда надо. А то бывают черепно-мозговые травмы. Человек запнулся, упал, ударился, рана на голове. Пришёл к нам, мы зашиваем, но всё равно потом отправляем к неврологу, и больной две недели должен у него обследоваться. Или приходит человек с инородным телом в глазу. А у нас нет круглосуточного дежурства окулиста. Наш город – столица республики, а у нас нет даже круглосуточной стоматологической службы. В 12 часов ночи с зубной болью некуда идти. Будете терпеть до утра. Раньше был пункт в республиканской поликлинике на улице Ленина и кабинет врача-стоматолога на станции «скорой помощи», но уже лет семь-восемь нет ни того, ни другого. Посчитали, что мало больных обращается.
Тревожная кнопка
– Сегодня у вас спокойное дежурство?
– Более или менее, человек 25-30. Раз на раз не приходится. В понедельник идут больные после выходных. Сегодня четверг, попроще. У нас всё периодами происходит. После работы люди пойдут. Что-то заболело, терпели весь день. Часов до 10 вечера идут. Ну а потом уже ночная травма – кафе, рестораны.
– Драки?
– Вы знаете, намного меньше этого стало. Видимо, в заведениях хорошо работает собственная охрана. Дерущихся вовремя разнимают. Я помню, в 2009-2010 годах летом до 115 человек за ночь поступало с «хулиганской» травмой. Последние два-три года в этом плане стало получше. Бывает, конечно, и сейчас. Но мы сразу в таких случаях обращаемся в полицию. Иногда приходят, рассказывают, что напал кто-то на них. Но ведь 70 процентов информации – ложь. Приходит пьяная женщина, сначала говорит, что сын её за палец дёрнул, а уже через час, что вчера упала на свадьбе. С такими больными тяжело разговаривать.
– У вас большой стаж работы. Есть ли какая-то разница между тем, что было раньше, и тем, что сейчас?
– Огромная разница. Изменилось отношение больных к врачу. Слишком много демократии дали. Мы сейчас уже боимся своих пациентов. А раньше было наоборот – больной боялся врача, уважал его. Ни один пьяный не приходил. Он знал, что ему в этом случае не дадут больничный лист. А сейчас всем дают. Доказать очень трудно, что человек в состоянии алкогольного опьянения. По нынешнему законодательству нужно брать кровь на анализ. Но никто не станет этого делать. Тем более в таких случаях, когда идёт фактически военно-полевая хирургия, куча больных, нужно быстрее разобраться. Да ещё пациенты обычно не приходят в одиночестве. Один больной и четыре-пять сопровождающих. Вторая группа пришла в таком же составе. Случиться может всякое. Кто-то что-то сказал, посмотрел не так, и они устраивают тут драки.
– Бывает и такое?
– Конечно. Очень часто. Приходится нажимать «тревожную кнопку». Я сам военный, подполковник, участник боевых действий, никого не боюсь, могу себя защитить, но всегда ношу с собой газовый баллончик. Мне жалко людей, которые со мной сидят, – медсестру, санитарку… Я был в Москве в 1986 году. Там в травмпункт в 10 часов вечера приходил милиционер со всеми символами власти – «демократизатор», пистолет и «Черёмуха-10». Очень было интересно наблюдать за больными. При виде такого стража порядка они моментально трезвели. Сейчас даже милиции не боятся, женщин в наручниках выводят. Ведут себя неадекватно. Я в операционной стою, открывается дверь ногой: «Кто меня смотреть будет?» Я говорю: «Минуточку, закройте, сейчас выйду, я оперирую». В ответ: «Я чё-то не поняла». Приезжает милиция, начинает с ней вежливо разговаривать, а она: «Вы оборотни в погонах, я вас сейчас тут всех…» В итоге надевают наручники, выводят… Чтобы не провоцировать эти ситуации, мы стараемся быстро молча работать. В глаза не смотрим. Больного привели, я даже карточку заполняю потом, когда он уже уйдёт, чтобы не сидеть, чтобы не было никаких лишних вопросов…
«Мы – переднее звено»
Ещё одно различие между тем, что было и есть, – не хватает врачей. На 100 тысяч населения должен быть один травматологический пункт. В Сыктывкаре живут 240 тысяч человек, а у нас тут даже не травмпункт, а отделение экстренной и плановой амбулаторной помощи. А должно быть два травмпункта в городе. В каждом из них – 9 врачей и один заведующий. А нас всего трое… Молодёжь нашу профессию сейчас не выбирает. Идут туда, где спокойнее, где не надо сидеть лицом к лицу с больным. Рентгенолог снимок сделал, описал – и вперёд, он больного даже не видит, только за экраном в темноте. Фиброгастроскопист посмотрел желудок – и всё. Узист проверил брюшную полость, записал, отдал результаты больному, ничего не назначает. А мы – переднее звено. К нам не хотят идти врачи, потому что тяжело. Да и знания не те. Мне жалко молодых врачей. Раньше нам давали оперировать тот же аппендицит. Я, например, закончив институт, провёл 150 аппендэктомий. А сейчас аппендицит оперируют лапороскопически, через дырочки в животе. Для этого стаж врача должен быть не менее пяти лет. Никакого молодого хирурга к этому не допустят. Представьте себе, такой специалист поедет в район. Ему ни разу не давали делать операцию, потому что в городе сейчас другие требования. Он в живот зайдёт и ничего не сможет сделать. И уже такие случаи бывали – вызывают условного Ивана Ивановича, который давно на пенсии, чтобы помог. Что будет дальше, учитывая размеры нашей республики?.. Только санавиацией возить больных. – Как ваша непростая работа сказывается на семье? – Жена у меня врач, она всё прекрасно понимает. Сын – врач-стоматолог. Второй сын работает в органах. Всё в порядке, мы к этому шли, это была уважаемая профессия.
