Дед и сёмга

 

Сидел дед на бочке и в душе радовался, как же  повезло на этот раз с рыбалкой и с вертолётом – считай, привезли прямо к дому… Далеко осталась избушка и рыбацкие места, куда он неоднократно за свою жизнь поднимался на лодке. В молодости по реке поднимался «на шесту», а уже лет пять на моторке «Ветерок». С вертолетом на этот раз просто повезло. Вот и с пригорка видать пол села, а за поворотом дом родной, где наверняка ждут рыбака. Приходили в голову мысли, может, последний раз он съездил на такую рыбалку – годы берут своё.

 

В это же время из лесу вышел человек с корзиной в руках.

 

Человек проходил мимо деда-рыбака, сидящего на бочке, и мимоходом спросил: «Дед, с рыбалки вернулся?»

 

«Да, сынок – с рыбалки», – ответил дед.

 

«Наверное, и «красную» поймал?» – поинтересовался незнакомец.

 

«Есть малость…» – ответил дед грибнику.

 

Знать бы деду наперёд, кто был под «личиной» грибника-любителя «тихой охоты».

 

Сболтнул лишнее незнакомцу, дед на счёт «красненькой», но поздно спохватился. Не говорят такое каждому встречному -поперечному в таких случаях, есть такая заповедь среди рыбаков.

 

Где-то через полчаса к месту высадки рыбака подкатила автомашина со стороны села и забрали деда с бочкой – прямо в милицейское отделение.

 

Как уже понял читатель, под «личиной грибника» оказался местный прокурор района. Прокурор и послал за дедом автомашину с милицией.

 

В жизни простого мужика не бывает так, чтобы и рыбалка удалась, и на вертолёте прямо к дому подвезли.

 

В милицейском участке, при понятых и прилюдно, вскрыли-раскупорили бочку с рыбой, а там свежего посола сёмга – розовенькая, аккуратно уложенная и «огурцами» пахнущая. Там же при народе обозвали деда браконьером и хапугой. Посчитали все «хвосты» со слов самого деда и определили штраф по 50 рублей за каждую выловленную рыбину. Оформили официальную бумагу-протокол под подписи и заперли деда в «кутузке», домой не отпустили – всё же деревенский «преступник».

 

Сидел дед в «кутузке» одиноко, и перед глазами вся жизнь пролетела за бессонную ночь. Две войны прошёл: первую германскую и гражданскую междоусобную. Советскую Власть устанавливал на местах, где прошёл красноармейцем. Работал при колхозном строе за «трудодни» на разных работах в самые трудные годины для страны Советов. Много всего было в жизни у деда: горечи и радости. Но и выезжал на лодке  при подъёме сёмги в реки,  к заветным местам, где и ставил сети на «красную» рыбу тёмными осенними ночами. Ловили рыбу всякую в тех же местах  предки деда со времён ещё царей-государей…Никогда не брал у природы сверх положенного, чтил заповеди рыбацкие. Дед знал правила ловли рыбы: какую можно ловить, а какую нельзя. 

 

Последнее слово прокурор ещё не сказал, но статью в наказание найдут строгую – попался мужик с «красной» рыбой, запрещённой по закону.

 

Умер в «кутузке» дед в ту же ночь от тяжёлых мыслей и позора,ч то так просто попал в руки прокурора. Угробили стены казённые старика за одну ночь, а мог ещё  пожить  на этой грешной земле. Попался не рыбнадзору, а самому прокурору.

 

Похоронили деда родные на третий день с отпеванием местных богомольных бабушек. Помянули деда близкие мужики по обычаю за поминальным столом за упокой. 

 

Бочка с рыбой осталась стоять в милиции и портиться в тепле.

 

Для милицейского начальства стоял вопрос, что делать с семгой?

 

Наиболее нахальные выбрали  рыбу  из бочки себе, лучшие куски, может, и прокурору достались…

 

Всей рыбой «отоварится» не посмели, всё же бочка с рыбой – «вещдок» и фигурирует в протоколе. 

 

В местную рабочую столовую оформить..? Не положено, столовая – не ресторан, чтобы «красной» рыбой баловать трудящихся.

 

Везти в Сыктывкар уже поздно – в дороге сёмга может потерять товарные качества.

 

Думали и решили закопать бочку с «красной» рыбой в землю за селом в тёмное время суток, вслед за покойным дедом.

 

Так и сделали «мильтоны».

 

Кто ловил сёмгу?

 

Сёмгу ловили артели рыбаков под государственный заказ при строгом «учёте и отчётности» и «научно обоснованно» десятками тонн на устье реки Печоры. Отправляли в Москву и расходилась рыба с икрой по ресторанам, спецбуфетам и институтам.

 

Ловили в полный рост «блатные рыбаки» по заявленным «квотам» Начальников, закидывая сеть-плавун на семужьих печорских тонях. Такие «штатные рыбаки» имели оборудованные базы с вертолётной площадкой, необходимые плавсредства  за казённые средства.

 

Ловил деревенский мужик тёмными осенними ночами, сидя под ёлкой на стрёме и сторожил свои сети. Протягивал сеть-плавун поперек реки и проплывал участок, прислушиваясь всякому звуку и плеску. Заведомо рисковал, но закидывал сеть – «играл» с рыбинспектором  в «кошки-мышки». Догонял рыбнадзор на мощном катере  лодку  мужика на реке и прижимал к берегу. Раз попался – посчитают все «хвосты» с улова, замерят метраж сетей, а если нужно каждую ячею и найдут статью от имени закона. По окончании рейдов напечатают в местной газете статью о браконьерстве, занесут мужика  в «чёрный» список. При повторном задержании мужика наказывали «по полной».

 

 

Сёмга и икра входила в меню московских ресторанов, ублажая снедью застолье зажиточных москвичей и зарубежных гостьей. Под ресторанную музыку хорошо пилась «Столичная» и закусывалась икра:  как «широко и вольготно» живёт «страна трудящихся»…

 

У московской знати красная рыба и икра не переводилась в холодильниках из-за собственного уважения к своей персоне.

 Мог ли  простой деревенский мужик открыто выложить  на столе сёмгу по случаю празднования  7-го ноября? Выпить «Воркутинскую» не запрещалось  за «диктатуру пролетариата» и «крепость Советской Власти», а «красной» рыбой простому мужику закусывать нельзя, закон такой не писан.

 

Открыто – нет, а под уговор после «третьей», выставлял на стол проверенному  собеседнику, оправдываясь перед однополчанином:

 

«Живём у реки, а уху из «партийной» рыбы не варим – закон не позволяет..! Но под «красную» дату в календаре,не грех закусить и «царской» рыбой..!»

 

Вспомним по случаю такому строки В.Высоцкого про тюменскую нефть: 

 

Угар побед, пламя не угробь

И ритм не глуши копытный дробот,

Излишки нефти стравливали в Обь,

пока не проложили нефтепровод…

 

Подобное случалось и на усинской земле и многократно. Травили рыбу промышленники – нефтяники, сбросами с мест разливов нефти и пластовой воды, скважины и объекты которых расположены вдоль реки Печоры и её притоков.

 

Мне рассказывали такое. Водолаз спускался  обследовать дно реки Печоры в районе рыбоучётного заграждения  лова сёмги и обнаружил массовую гибель рыбы. Железный щуп водолаза фиксировал «мёртвой массы» на дне реки с толщиной более метра. От дальнейших обследований и ныряний водолаз отказался.

 

«Пусть «ныряют» и обследуют печорские глубины рыбнадзоры и те, кто поставлен на охрану рыбных запасов…» – таков был ответ-отказ водолаза.

 

Французский писатель 19 века Гюстав Флобер в своих изречениях писал: «Браконьер – деревенский преступник». Устарелое определение француза для нашего времени. Главным браконьером по уничтожению печорских рыбных ресурсов являются нефтяники-промышленники, ведущие добычу нефти по обе стороны бассейна реки Печора. 

 

Рубили лесопромышленники лес на водоохранных зонах – река мелела и лишалась естественного гидроресурса. Лесопромышленники также в «чёрных списках» у природы. «Водоохранная зона – рубка леса строго запрещена!» – так плакаты гласят. «Чёрные» лесорубы срубили ёлки под корень и ушли, а взамен не посадили ничего… 

 

Запрещённую для лова сёмгу охраняли от браконьеров на всех реках, куда проходила рыба. Охраняла рыбу рыбинспекция и милиция, добровольная оперативная дружина и сознательная часть населения. Объезжали на быстроходных лодках инспектора «гоняли – шугали» и штрафовали браконьеров на вверенных им  участках. По необходимости поднимали вертолёты и подключали «широкоплечих» омоновцев. 

 

«Однажды Первый секретарь района партии со своими подельниками-браконьерами протащил сеть-плавун по печорским волнам, и попались в сети восемь штук сёмги. А рыбнадзор тут как тут, и улов у «Первого» восемь «хвостов…» – на этом рассказчик прервался, как будто сболтнул  лишнее. 

 

«Наказал инспектор «Первого»  за лов запрещённой рыбы по закону..?» – был мой вопрос. 

 

Рыбнадзор – «гроза» деревенских браконьеров сделал паузу и закончил начатое: «Потом инспектор работал истопником и ворошил уголёк кочергой в местной котельной …» – был окончательный ответ.

 

При российских царях сёмгу называли благородной и царской рыбой из-за нежно-розового мяса, подавалась на барский стол. При Советах сёмгу острословы назвали «партийно-номенклатурной» рыбой. Сёмга никогда не была «сельповской рыбой».

 

При Советах так и не был принят «цивильный» закон, по отношению к «красной» рыбе и сегодня «заявка » на этот счёт в Госдуму не поступала.

 

Норвежцы выращивают этот вид рыбы в своих фьордах, как поросят, и экспортируют на прилавки российских супермаркетов. Может, «норвежская» семга спасёт «печорскую» и «мезенскую»  рыбу от исчезновения как вида. 

 

Или придёт время, и занесут при нас сёмгу в «Красную книгу».

 

 

Утренний туман