Я перепутал его должность

С Юрием Алексеевичем я познакомился при не очень хороших обстоятельствах. С моей стороны. Когда Спиридонов начал работать в Усинске, Коми филиал АН СССР начал рассылку наших рекомендаций народному хозяйству, которые мы рассылали первым секретарям горкомов и райкомов партии. И я его вписал в рассылку, при этом все перепутал. Его должность, имя, фамилию. Все!

И когда мы впервые встретились, он все мне высказал, что про меня думает.
Вот так мы познакомились. А потом очень много и тесно сотрудничали с ним. Он многие годы был членом Президиума Коми научного центра и приходил на заседания не как Глава республики, а как работающий член Президиума.

Нам часто говорили, что мы в Коми республике хорошо живем потому, что есть Спиридонов. Он с уважением относился к науке. Он не мог нам выделить деньги из бюджета республики, но эта его настырное умение выбивать деньги нам очень помогало.

Когда мы строили здание института физиологии, в какой-то момент закончились деньги. Я пришел к нему и сказал: «Все, Юрий Алексеевич, больше строить не можем».

Он спросил, от кого это зависит. Я назвал фамилию очень высокопоставленного чиновника в Москве. Спиридонов ему позвонил по вертушке и устроил настоящий разнос: «Вы понимаете, что мы – северяне, для нас физиология – это все, если вы эту бумагу (о выделении средств, – прим. ред.) не подпишете, я ни за что не отвечаю».

Я сидел и бледнел. При всей моей любви к физиологии, я ничего подобного сказать не мог.
В результате, деньги пришли.

И это было первое здание, которое было построено в системе академии наук в постсоветский период. Первое!

Еще со времен Ивана Павловича Морозова у меня, как у председателя Президиума, был прямой телефон связи с первым секретарем, потом с Главой республики. Конечно, я пользовался этим телефоном очень редко, всего раз пять, наверное. Но вы понимаете, какое это имело значение в те времена. И при Морозове, и при Спиридонове этот телефон был признаком внимания руководства к науке. А исчез телефон при предшественнике Гайзера. Кто-то пришел, отрезал провода, и все… Мы перестали быть нужными.

Михаил Рощевский, академик РАН.